Своими воспоминаниями делится клирик Петродворцового благочиния, настоятель храма святых благоверных князя Петра и княгини Февронии в Старом Петергофе, насельник Александро-Невской лавры, архимандрит Нектарий (Головкин).
Прошло 35 лет, как были возвращены мощи святого благоверного князя Александра Невского – покровителя нашего града, а в богослужении Русской Православной Церкви этот день и год возвращения никак не празднуется. Хочу поделиться с читателем своими воспоминаниями.
Впервые в 1988 году, после многолетних гонений на Церковь, государство благоволило широко отметить тысячелетие Крещения Руси. Шла Горбачевская перестройка в СССР. По-разному воспринимали люди эту перестройку: одни испытывали смущение, другие – возлагали на нее надежды, третьи – разочарование. Не было, пожалуй, только равнодушных.
На приходе, в Александро-Невском храме в Шувалове, куда направили служить меня, в клире было всего два священнослужителя – престарелый настоятель протоиерей Николай Чесноков и я. После юбилейного празднования тысячелетия Крещения Руси, в храмы пошло много людей принимать святое крещение – это было по-настоящему второе крещение Руси. Мне было тогда 35 лет. Служил в храме я почти каждый день. По воскресным дням приходилось крестить, бывало, до ста человек. Крестилась и молодежь…
Когда, ещё в 1984 году, Михаила Горбачева избрали Генеральным секретарем ЦК КПСС, большинство считало его перспективным человеком, так как он по возрасту не относился к команде старой власти, которую привычно было видеть на самых высоких уровнях партийной и административной иерархии. В 1985 году Горбачев запускает в обращение термин «перестройка», которая означала реконструкцию экономики, о чем он говорил открыто. Михаил Сергеевич утверждал, что он не пытается прийти к «западной» демократии, а стремится вдохнуть жизнь в старую советскую мечту, что коммунизм будто бы можно очистить от темных пятен сталинизма, хрущевского «волюнтаризма» и брежневского «застоя».
Однако, Горбачеву пришлось отойти от теории Маркса и Ленина: он искал поддержки у верующих в Советском Союзе, ведь значительное число людей были православными, которые за десятилетия власти коммунистов были устранены от активной политической жизни страны. Для восстановления разрушенной экономики Горбачев обратился за помощью к Западу. Сокращения военного арсенала было недостаточно, чтобы оздоровить экономику. Горбачев пытался внушить всему миру что с 1987 года беспрепятственность исповедания веры в Советском Союзе является одной из идей открытости и перестройки. Однако, в советских изданиях для местного читателя антирелигиозная политика и пропаганда все же продолжались. В 1987 году в стране впервые было открыто 16 новых православных храмов. На страницах некоторых изданий, например, можно было уже читать такие слова, что «Введение христианства, ставшего идеологической основой единой феодальной государственности Древней Руси, сыграло в период раннего средневековья прогрессивную роль». Московской Патриархии было разрешено издательство «Московского Церковного Вестника».
Новое направление советской политики по отношению к Церкви можно было охарактеризовать так: «Советский Союз не является режимом, преследующим религию, но это страна, в которой и атеисты и верующие совместно строят социализм».
Горбачев нуждался в содействии верующих, преимущественно Русской Православной Церкви. Он воспользовался готовившимся празднеством Тысячелетия Крещения Руси для того, чтобы заручиться поддержкой своего курса на территории страны. В тот период, главное атеистическое издание «Наука и религия» со временем превратилось в серьезный и познавательный религиоведческий журнал. Сильное распространение получила речь, прочитанная Константином Харчевым на собрании с учителями высшей партийной школы в Москве. В ней глава Совета по религиозным делам сказал, что власть и далее должна обозначать путь Церкви для достижения цели Перестройки. Генеральный секретарь Михаил Горбачёв собирался дать Церкви больше свобод, но в тоже время не желал терять власть над ней. Поэтому священноначалию было разрешено подготовить большие празднования в честь Тысячелетия Крещения Руси, тогда как до этого, при правлении Брежнева, Андропова и Черненко, Церковь безрезультатно пыталась получить добро от государства, хотя бы на некоторую программу мероприятий.
В декабре 1987 года Церкви вернули руины богатой традициями Оптиной Пустыни, в которой в начале XIX века началось возрождение русского старчества. Затем государством был возвращен Церкви Толгский монастырь. И, наконец, самый большой дар Церкви – возвращение части Киево-Печерской Лавры.
В начале празднований президент Горбачев принял в Кремле Патриарха Пимена и членов Священного Синода. Газета «Правда» посвятила этой встрече большую статью с фотографией на второй странице газеты. За несколько недель до этого Патриарху дали возможность высказаться в «Известиях» в так называемой «беседе», в которой еще наблюдалась осторожность Патриарха. Он все же упомянул о том, что верующие тяжело пережили трудные периоды в истории нашей Советской Родины, однако «положительные результаты перестройки получают свое отражение в жизни Православной Церкви». В ответном слове М. С. Горбачев произнес: «Наша встреча происходит в преддверии 1000-летия введения христианства на Руси, которое получило не только религиозное, но и общественно-политическое звучание, ибо это знаменательная веха на многовековом пути развития отечественной истории, культуры, русской государственности». И в то же время, как открытое издевательство, прозвучала его другая фраза о том, что Декрет об отделении Церкви от государства «открыл перед церковью возможность осуществлять свою деятельность без какого бы то ни было вмешательства извне. Проще говоря, освободительный дух Великой Октябрьской социалистической революции коснулся и всех религиозных организаций нашего многонационального общества». Эта полная циничности речь дала понять людям, что стоит с меньшим доверием относиться вообще ко всем словам Горбачева.
Тысячелетие Крещения Руси ознаменовало подлинное преобразование советской религиозной политики. На Поместном Соборе 1988 года, в первый раз собранном не по поводу избрания первоиерарха Церкви, был принят новый Устав об Управлении Русской Православной Церковью, в котором уже не было ограничений Архиерейского Собора 1961 года, где настоятель храма не был главой прихода – тогда он был только «служителем культа». Новый Устав 1988 года положил этому конец: «Во главе каждой приходской общины стоит настоятель». Теперь настоятель «мог выполнять все те обязанности в приходском управлении», которые у него были отняты в 1961 году. Если до тех пор предусмотрительность государства по отношению к Церкви являлась более или менее хитрой уловкой, мистификацией либерализма, то теперь, после праздника, стали проводиться глобальные смягчения, дававшие Церкви не только возможность на открытие огромного количества церковных приходов, но и, прежде всего, возможность беспрепятственной регистрации новых духовных заведений, обществ милосердия и братств. Кроме того, перед Церковью были поставлены миссии государственного значения: полностью изведенная большевизмом-коммунизмом нравственность, еще совсем недавно имевшая свой моральный кодекс советского человека, теперь должна была базироваться на христианстве и, путем глобального распространения заповедей, снова стать духовной основой личности.
Одним словом, начало Перестройки было ознаменовано подъемом духовной жизни в Советском Союзе. Однако этот подъем был спровоцирован не желанием дать людям свободу вероисповедания, а желанием набрать больше сторонников среди верующих. И хотя многие достижения в области расширения полномочий Церкви были преувеличены, новый Устав 1988 года дал Церкви некоторые свободы, которые упростили распространение и строительство храмов, а также были проведены действительно важные изменения, которые ослабили жесткие кандалы государства над Православием в Советском Союзе.
Я в то время выписывал журнал «Наука и религия». В нем стали публиковать интересные научные статьи, которые во многом уже не противоречили учению христианства. Историки, опираясь на данные археологии, стали рассуждать об Иисусе Христе уже не как о мифическом персонаже, а как об историческом Лице.
Уполномоченный по делам религии все же по-прежнему был представителем государственной власти для священнослужителей. Без его регистрации ни один священнослужитель не имел права служить на приходе. Во многом священник был по-прежнему ограничен или ему вовсе что-то запрещалось. Так, например, запрещались воскресные школы. В Ленинграде, ни в одном из пятнадцати действующих приходов города, их еще не было. Несмотря на запрещение властей, я все же приглашал всех желающих послушать беседы, которые проводил по субботам, желая хоть чему-нибудь научить тех, кто принимал крещение. Так образовалась впервые в городе неофициальная воскресная школа. Приходили послушать лекции старшеклассники школ, студенты и даже взрослые. Среди них была одна известная в России и мире ученая, доктор биологических наук, занимавшаяся простейшими (радиоляриями) Мария Георгиевна Петрушевская.
Поздней осенью я поехал посмотреть на Софийский собор, который, по словам митрополита Алексия (Ридигера, будущего Патриарха Алексия II), мне предстояло реставрировать, и, увидев, ужаснулся!.. Это было огромное сооружение, без оконных рам и дверей. В подвалах стояла вода, штукатурка и лепнина отсутствовали, только кое-где были видны отдельные фрагменты. Одним словом, посещение поруганного храма произвело на меня удручающее впечатление.
— Вот так, – думал я, – выглядят все поруганные советской властью храмы и монастыри. Ради чего все это натворили? Боже мой! Да и сколько сгубили ни в чем не повинных русских православных людей!.. Где этот обещанный рай на земле – коммунизм? Эх! Горе, да слёзы!
Так с грустью в душе покинул я это унылое место.
— Что делать и с чего начинать?! – размышлял я. И решил пойти в Государственный музей истории религии и атеизма АН СССР, что располагался в Казанском соборе.
Зима – февраль месяц, я вошел в приемную директора музея. Постучался в дверь директора, который оказался на месте.
— Разрешите, – спросил я и вошел в кабинет. За письменным столом сидел высокий светловолосыми мужчина, лет сорока пяти.
— Да, пожалуйста, проходите, присаживайтесь, – вежливо ответил он, жестом указывая на стул и взглядом пристально рассматривая вошедшего.
— Я священник, – начал я, – меня наш правящий архиерей митрополит Алексий предполагает назначить настоятелем в один из соборов нашего города, который вот-вот будет передан Церкви. Но этот собор очень разрушен, и требуется много средств на его восстановление.
— Разве храмы передают Церкви? – удивленно переспросил директор. – Н-да! Сколько ж теперь надо средств, чтобы восстановить разрушенные храмы! – с участием добавил он.
— Да, да, конечно! – подтвердил я, – надо будет реставрировать… Я по этому поводу и пришел к вам – всем известно, что, когда разрушались храмы, вы, то есть ваши сотрудники музеев, что-то спасали, например, все, что представляло интерес для музеев и, конечно, для будущих поколений. Теперь настает время подумать о возвращении хотя бы чего-нибудь обратно в храмы.
Директор пристально посмотрел на меня, ему, видимо, было приятно, что священник не ругает работников атеистического музея – идеологов безбожия, а говорит похвальные слова.
А вслух ответил:
— Я не знаю ни одного случая передачи икон из музеев в храмы, да и это даже не в моей компетенции. Все решается только на уровне министра культуры. Я вам бы посоветовал лучше обратиться в таможню, там иногда задерживают иконы у контрабандистов.
— Но ведь там пытаются провезти небольшие иконы, а мне нужны большие, настенные, – не унимался я.
— А вы знаете! – вдруг оживленно сказал Станислав Алексеевич – так звали директора, – к нам в Ленинград на праздник 8 марта приезжает министр культуры РСФСР, я, пожалуй, поговорю с ним…
На этом мы и расстались.
Прошел месяц. Уже был позади мартовский праздник женского дня 8 марта, я снова пришел к директору музея. Станислав Алексеевич, к счастью, был на месте. Увидев меня, он радостно пригласил меня войти и сразу же сообщил хорошую новость о том, что министр культуры дал ему разрешение на передачу икон и другой утвари приходу, и вот они уже даже подобрали для передачи шестьдесят пять единиц хранения.
Обо всем этом я сообщил правящему архиерею митрополиту Алексию. Услышав такую новость, владыка поблагодарил меня за проявленную инициативу и благословил еще раз сходить в музей и разузнать о наличии там мощей великого князя Александра Невского.
— Только, – предупредил он, – разговаривай дипломатично. Не дай Бог, чтобы власти уничтожили их!
Серьезное поручение было дано мне, даже страшно стало, а что, если я своей неосторожностью послужу причиной уничтожения мощей святого?
На следующий день, после совершения Божественной Литургии в храме, я объявил прихожанам о поручении владыки идти к властям узнавать о наличии мощей святого князя и просил всех присутствующих вместе со мной горячо помолиться об этом. На коленях со слезами на глазах прихожане долго молились со мной.
И, о радость! Директор объявил о том, что мощи действительно существуют и что их могут возвратить Церкви. Он также добавил, что со временем они могут передать и барочный иконостас для собора.
В означенный день владыка митрополит Алексий, его личный секретарь протоиерей Георгий, настоятель Троицкого собора Александро-Невской лавры протоиерей Игорь Мазур, я и приглашенный мною мой духовник протоирей Василий Лесняк, собрались под сводами Казанского собора. На столе была устлана белая скатерть, на которой стоял ковчег с мощами Александра Невского. Рядом еще лежали мощи преподобных Соловецких святых Германа и Савватия. Ковчег с мощами великого князя Александра-Невского был опечатан. Судя по дате на печати, он не вскрывался с 1925 года. Владыка митрополит вскрыл печать и открыл ковчег. Приоткрыл белую ткань, и все присутствующие увидели мощи Александра Невского, черепа там не было. После осмотра владыка уложил мощи на место. Закрыл ковчег и опечатал сургучовой печатью. Я стоял рядом. Вдруг вижу, что небольшая частичка мощей осталась на скатерти.
— Частичка! – громко вскрикнул я, и все повернулись в мою сторону. Несколько секунд была пауза, владыка тоже молчал, видимо, обдумывал, что делать. И тогда я вспомнил слова своей дорогой матушки Елены:
— Возьми, – сказала она, – и положи чистый конверт к себе в карман. Тебе, я верю, достанется частичка мощей Александра Невского, за твои труды.
Я достаю на глазах у всех из кармана этот конверт и кладу туда частичку, с молчаливого согласия митрополита и всех присутствующих…
Прошло немного времени, меня как-то встретил Владислав Алексеевич – директора музея – и рассказал мне, что встречался с уполномоченным по делам религии и тот спросил его:
— Кто со стороны Церкви вел переговоры о возвращении мощей?
— Я ответил ему, что это настоятель Софийского собора иерей Николай Головкин.
— Он не будет настоятелем, я его не утвержу, – ответил уполномоченный.
Я так и продолжал служить в Александро-Невском храме в Шувалове, до 1990 года, когда был назначен настоятелем храма святых апостолов Петра и Павла, что в Шуваловском парке.
03.06.2024
Архимандрит Нектарий (Головкин),
Настоятель храма святых благоверных
князя Петра и княгини Февронии в Старом Петергофе,
Петродворцовое благочиние
Насельник Александро-Невской лавры
Фото: предоставлены архимандритом Нектарием (Головкиным),
Прихожанами храма свв. Петра и Февронии в Старом Петергофе
Историческая справка
Великий князь Александр Ярославич Невский скончался в схиме с именем Алексий и был погребен 6 декабря (23 ноября по старому стилю) во Владимирском Рождественском соборе. Местное почитание его как святого было установлено в 1380 г. А в 1547 году Александр Невский был прославлен Русской Православной Церковью в лике благоверных князей.
12 сентября (30 августа по старому стилю) 1724 г. мощи святого благоверного великого князя были перенесены из Владимирского Рождественского собора в Санкт-Петербург в Александро-Невский монастырь. Тогда же в присутствии императора Петра I состоялась торжественная церемония освящения первой двухэтажной каменной церкви монастыря (Благовещенской – Александро-Невской), в которой и была первоначально установлена гробница с мощами святого князя. По легенде сам император внес ковчег на второй этаж храма.
В 1753 году по повелению императрицы Елизаветы Петровны мощи небесного покровителя Петербурга были помещены в специально изготовленную роскошную серебряную раку.
После завершения строительства Свято-Троицкого собора в 1790 году, рака с мощами святого Александра Невского была перенесена в главный храм монастыря, где она оставалась вплоть до революционных потрясений XX века.
После революции мощи были вскрыты. Дважды они были спасены от поругания митрополитом Вениамином (Казанским), будущим священномучеником. 12 мая 1922 года рака была вскрыта, серебряный саркофаг изъят и по частям перевезен в Эрмитаж. Сами мощи духовенство во главе с митрополитом Вениамином тогда все же отстояло – ящичек с ними был снова запечатан и помещен на хранение в алтаре Свято-Троицкого собора. В 1948 году (по некоторым сведениям, в конце 1930-х годов) они были перемещены в запасники располагавшегося в здании Казанского собора Музея истории религии и атеизма.
Идет загрузка ...